Зато в украинской истории особенно подчеркивается мнимая обособленность, даже отчужденность Юго-Западной Руси в Литовско-русском государстве и в Польше от Московской Руси. Можно ли о такой обособленности и отчужденности толковать, видим из следующих фактов: границы между Литвой, Польшей и Московским государством почти не охраняются и обычно легко переходимы, литовско-русские князья со своими областями переходят под московское владычество и московские под литовско-польское. В Литве-Польше Православная Церковь возглавляется долгие века митрополитами Московскими, затем усиленным ходатайством литовских великих князей и польских королей уже особым митрополитом в Киеве, но вскоре Киев с этим митрополитом "киевским и галицким" очутился под владычеством московских великих князей и царей и навсегда остается в России, хотя эту Церковь в Литве-Польше возглавляет до самого раздела Польши. Живой культурный обмен между литовско-польской Русью и московской происходит безостановочно, прежде всего посредством православного русского духовенства, переезжающего границу и проповедующего на одном и том же языке в одном и другом государстве, книгами и вообще изданиями и тогдашними образованными людьми, доброохотными переселенцами и вынужденными беженцами. Из Москвы от Ивана Грозного бегут в Литву-Польшу князь Михаил Курбский с товарищами и в сотрудничестве с князем К. К. Острожским славно оба подвизаются на культурном поприще; вскоре также первопечатник Иван Федоров уходит в Литву, к православным все еще Ходкевичам, и оттуда во Львов, где основывает нашу братскую типографию, и наконец, к тому же князю Острожскому. Но после Брестской унии 1596 года и нескольких великолепно формулированных так называемых "ugod - konkordij" уже бегут в гораздо большем количестве из Литвы-Польши в Москву люди всех сословий и занятий, а по присоединении Малороссии к России Богданом Хмельницким в 1654 году огромное большинство малорусских ученых переселяется в Москву, вырабатывает там общерусский литературный язык и общерусскую письменность при Алексее Михайловиче и затем сотрудничает с Петром Великим в строительстве Российской Империи. О какой же обособленности и отчужденности малороссов от великороссов тут может быть речь? Даже по истреблении православных оставшиеся в Литве-Польше униаты только с восточно-православным обрядом и церковно-славянским языком в богослужении, и те своей связи с Москвой никогда не прерывали.

 

И эта долговековая беспрерывная связь Юго-Западной Руси с Московской задолго до присоединения к ней Малороссии была окуплена очень дорого великим геройским подвижничеством с обеих сторон и огромными жертвами. Если нам известно из нашей галицко-русской и украинской истории много и хорошо о героизме и жертвах с южнорусской стороны, то нам надо быть справедливыми и знать и помнить геройство и жертвы с московской. Конечно, по примеру наших видных галицко-русских историков Зубрицкого, Петрушевича [6], Шараневича и я себе иногда позволяю писать и подчеркивать, что в эпохальной битве великого князя московского Дмитрия Донского на Куликовом поле в 1380 году против татарских полчищ Мамая участвовали и наши предки галичане и волынцы, что в трагический момент, когда под сокрушительным ударом и после страшных потерь московские полки уже дрогнули, князь волынский Дмитрий Михайлович Боброк внезапным налетом со своим отрядом со стороны сыграл чуть не решающую роль в этой битве, - все это льстит нашему патриотичному самолюбию, мы всем этим гордимся, как гордимся и тем, что наши галицко-русские ратники и князья участвовали в походах Руси на половцев и в битве на реке Калке... Но ни они не забывали, ни мы ныне не можем и не смеем забывать, что решена была эта битва (и с нею давнейшая судьба Руси вообще) колоссальными жертвами Москвы, а участие в ней и Юго-Западной Руси было минимально; да и значительным не могло быть, ибо она сама находилась под властью тех же татар и турок, Литвы-Польши. Только немногие ее доблестные сыны, преодолевая все затруднения, смогли поспешить Москве на помощь, причем следует помнить, что одновременно спешил туда же из Литвы Владислав Ягайло, но, увы, на помощь Мамаю, против Москвы, но, к счастью русских, опоздал и прибыл, когда уже разбитый Мамай бежал.

 

Конечно, как украинцам, так и нам грустно становится при чтении у Костомарова, как Богдан Хмельницкий с Малороссией напрашивается на подданство Москве, а она, то есть Боярская дума и Царь Алексей Михайлович, все колеблется, все медлит принять его; но надо знать, что их нерешительность и медлительность подсказывались государственной мудростью и осторожностью, ибо это принятие Малороссии означало новую, неминуемую войну с Польшей и тяжкий вопрос, выдержит ли ее Московское государство. Это не была московская гордыня царя и думских бояр ввиду погибающих и умоляющих о помощи хохлов, как это истолковывается украинской историей. Ведь все московские великие князья, цари и бояре во всех дипломатических нотах соседям называли земли Юго-Западной Руси своею законной "отчиной" и за них воевали. Ведь - по Ключевскому - за эти земли Москва воевала с Швецией, Ливонией, Литвой, Польшей за 103 года (1492-1595) полных 50 лет (значит, год воевала и год отдыхала в течение свыше столетия). Ведь, приняв в подданство Хмельницкого с Малороссией, Москва воевала с Польшей с краткими перерывами 13 лет (1654-1667) и смогла эту войну закончить все-таки не полным миром, а только перемирием (Андрусовским). Чтобы выдержать эту тяжесть, Москве потребовалось суровое, а то и жестокое самодержавие и крайнее напряжение всех сил и всех человеческих и материальных ресурсов. А изгнать из южнорусских степей азиатов и овладеть Черным морем не было под силу ни дотатарской единой Киевской Руси, ни Москве или Украине, ни Польше, ни Литве. "Только Российская Империя, то есть вся полнота русского мира, оказалась достаточно мощной, чтобы овладеть югом русской равнины", - пишет князь Волконский.

 

Что ввиду этих всероссийских жертв значит вопль в украинской истории о том, что, например, Петербург построен на украинских костях? Не исключительно на украинских, но и на великорусских в значительной мере. А если и на украинских, то не малорусского простого народа, а казацко-шляхетских бунтарей, которых этот народ тогда справедливо уже сильно ненавидел. Но должно при этом вспомнить и те уже многотысячные кости, которые почти одновременно легли под Полтавой. И тем паче стотысячные кости, устлавшие собою путь нашествия Наполеона на Москву; и наконец, всем нам, малороссам, и особенно галичанам, в вечноблагодарной памяти сохранить те уже миллионные русские кости, которыми покрылись Карпаты в 1914, 1915 и 1916 годах при нас, еще живых свидетелях.

 

Тогда, быть может, Дальше в украинской истории мы с меньшим трагизмом будем принимать к сердцу, конечно, жалкую судьбу украинской Запорожской Сечи, которую Екатерина II "зруйновала", перемещая последних запорожцев на Кубань. Куда же она их должна была переместить, раз западная граница Российской Империи отодвинулась до Збруча и верхнего Буга? Или же она должна была отставить их на днепровских порогах выжидать с Запада прихода иного Карла? Да и не лучше ли украинцам спросить самих ныне еще в эмиграции здравствующих кубанцев, как они смотрят на эту запорожскую трагедию?

 

Довольно, кажется, этих примеров. Вы их можете набрать сколько угодно из украинских сочинений, заявлений, разговоров с ними, когда они такими приемами и средствами стараются обосновать украинский сепаратизм в прошлом, но его во всем этом не было и нет. Это только их попытки извратить и оболгать это прошлое. И эти их попытки легко опрокидываются и совершенно разрушаются русской наукой, если на них обращено ее внимание. Сепаратизм ими строится только искусственно, фиктивно, в воображении. Нет украинского сепаратизма и в украинском движении до указанного времени, то есть до половины семидесятых годов в России и приблизительно до 1900 года в Галичине, хотя чужие и враждебные Руси круги пытаются его использовать. Украинский сепаратизм - это то предательское отщепенство от русских наций, культуры, имени и родства, которое задалось целью расчленить Русь, разорвать ее на части, и которое у нас О. А. Мончаловский в то время, когда оно тут появилось, назвал точно и метко: мазепия, мазепинцы, мазепинский, то есть это прямое преемство злодеяния предателя Мазепы. Этот шляхтич, против воли, интересов и без ведома малорусского народа своей изменой, с помощью чужих сил, попытался (правда, безуспешно, но это сущности дела не меняет) оторвать от Руси ее юго-западную часть. За ним и с ним пошло против Петра всего полторы тысячи добровольных и вынужденных или обманутых сторонников, в большинстве колеблющихся и трусливых. Петру было не трудно одолеть их, он не с ними боролся и не они были для него угрозой и непосредственной опасностью. Он боролся с теми большими, грозными и опасными чужими силами, которые использовали Мазепу. И для нас ныне мазепинство грозно и опасно прежде всего и больше всего как орудие чужих сил для разрыва Руси. С ним, с мазепинством, у нас никогда не может быть ни соглашения, ни примирения, ибо никакой живой организм в мире - а нация есть такой живой организм - не согласится, не примирится с разрывом себя самого на части.

 

Нам, русским, эту сущность украинского сепаратизма, этого мазепинства надо себе всегда уяснять и определять точно, ибо иначе, от неясности и неточности, получается большой вред для русского национального дела. К сожалению, из взгляда на тех украинцев, которые не являются или которых мы не считаем и не желаем считать мазепинцами, мы часто не называем украинских сепаратистов и их движение их настоящим именем. До войны если в моих статьях в "Прикарпатскую Русь" употреблено было название мазепия, мазепинцы, мазепинский, редактор его зачеркивал, а если оно как-то проскользнуло, тогда и редактор и я получали за это от В. Ф. Дудыкевича [7] выговор, ибо это название, мол, - оскорбление тех украинцев, которые все-таки не мазепы, то есть сепаратисты. Но сколько таких в украинском стане и что они в нем значат? Ныне, когда сепаратисты устраивают в честь Мазепы юбилеи и торжества, когда в органах митрополита Шептицкого печатается черным по белому, что его, по его великим заслугам для украинства, можно бы поставить рядом и сравнить разве только с Мазепой, пора бы и нам с этой неопределенностью в номенклатуре покончить. Между тем в нашей печати и теперь по их адресу употребляется название украинофилы, украинофильство - неподходящее и неверное. Разве польские поэты Мальчевский [8], Залеский, Гощинский и другие не украинофилы? Разве Масарик [9] и Бенеш [10] не украинофилы? Разве председатель Государственной Думы Родзянко не был украинофилом? Разве мы, русские, когда любуемся Украиной и украинским народным творчеством, не украинофилы? Почему с нашей, русской стороны не ставить вопроса ребром твердо, решительно и ясно, чтобы украинцы знали, что именно в них и их движении для нас приемлемо, а что нет, и чтобы недоразумений не выходило? А недоразумения по этому поводу бывают и у нас, и у них. Достаточно, чтобы украинец признавал имя "Русь" употребительным относительно прошлого или даже относительно настоящего, где это ему кажется допустимым и нужным, например, в Закарпатской Руси, чтобы заявил, что ему ближе все-таки москали, чем поляки, и мы уже готовы строить на этом розовые надежды. И у них: Иван Кедрин открыл в "Деле" анкету об отношении украинцев к москвофилам, и в "Дело" посылались статьи с требованием, чтобы москвофилы стали украинцами. Кедрин объясняет авторам, что надо отделить политическую сторону вопроса от идеологической. Его за это ругают, на что он и жалуется и т. д. А между тем всего этого можно бы избегнуть, если бы всегда было твердо и ясно поставлено на вид: для нас, русских, украинцы и украинское движение неприемлемы и невозможны, если термины "украинство" и "украинский" в них по своему смыслу и сущности синонимы терминам "мазепинство" и "мазепинский".

 

В России оно царским указом от 18 мая 1876 года не было подавлено. Оно ушло частью в подполье, частью за границу, сюда, во Львов, и даже снискало себе симпатии и там и здесь, ибо боролось якобы только за свободу запрещенного этим указом малорусского слова. По заключении в 1879 г. направленного против России Тройственного союза Австро-Венгрии, Германии и Италии и после заявления берлинского профессора Гартмана, что Австро-Венгрия и Германия имеют перед собой задание образовать из Украины Grossfuerstentum von Kiew, львовский мазепинский центр получает мощную и щедрую поддержку от обоих государств и местных, то есть краевых властей в Галичине, В 80-х годах здесь быстро возникают и развиваются "Наукове товариство iм. Шевченка", издания "Правда", "Зоря", "Дiло" и другие. Осенью 1890 года в галицком сейме, во Львове, провозглашена Романчуком и товарищами так называемая «новая эра», то есть принцип малорусского сепаратизма. В 1894 году открыта в Львовском университете кафедра малорусской истории и приглашен на нее австрийским правительством из Киева уже известный тогда сепаратист-доцент Михаил Сергеевич Грушевский. Тогда же из школ устраняется этимологическое малорусское правописание, а вводится в них нововыработанное в сепаратистском духе фонетическое, несмотря на многотысячные протесты. Под руководством Грушевского воспитываются и выходят из университета целые кадры сепаратистов-учителей и вытесняют из школ русских учителей. Он же в этом духе проводит в 1899 году реорганизацию прежней народовецкой, украинофильской партии и фактически возглавляет все украинское, уже явно и ярко мазепинское, движение до самой войны.

 

В России революционные 1905-1906 годы подняли и оживили мазепинство. Стали появляться издания его направления, а с 1908 года "Записки товариства iм. Шевченка" выходят также в Киеве. Грушевский открыл там его особый центр. Много ему помогал и там и здесь шантаж с известной запиской Российской Императорской Академии наук "об отмене стеснений малорусского печатного слова", изданной только на правах рукописи, но здесь, в переводе-подделке Ивана Франко, выпущенной для доказательства, что будто русская Академия наук признала сепаратизм малорусского языка. Академики Соболевский, Корш и другие протестовали против такого истолкования этой записки и в здешней "Прикарпатской Руси", и в печати в России, но шантаж продолжался, и "мазепы" с этой запиской выезжали на всех наших политических процессах - здесь, во Львове, на нашем, и в Вене на двух.

 

Против мазепинского движения боролось также с 1900 года усиливавшееся здесь русское так называемое новокурсное движение под главенством В. Ф. Дудыкевича, но, не имея своих школ, не могло одолеть его. Это была явно неравная борьба, но тем не менее для мазепии и ее покровителей грозная. Можно и на основании их тогдашней печати установить, что приблизительно с 1910 года они считали для себя русское новокурсное движение опасным. Все же украинское движение до войны было гораздо сильнее. Оно было вообще тогда гораздо сильнее, чем ныне.

 

Во время войны украинские "сичевики" боролись против русских войск на Карпатах и во время революции в Малороссии, а здесь предавали австрийским властям своих русских братьев. В концентрационных лагерях русских пленных в Австро-Венгрии и Германии украинские преподаватели гимназий и редакторы "перевоспитывали" пленных малороссов в украинских самостийников и во время революции с их помощью строили самостийную Украину под покровительством немцев. Дальнейшее и прочее общеизвестно.

 

С занятием русскими войсками Галичины и Буковины в 1914-1915 годах здесь все украинское движение моментально и бесследно исчезло, как пыль, сдутая со стола, хотя репрессий никаких со стороны русских властей не было. Арестовывались ими и вывозились отсюда только украинцы, причастные к сичевикам и вообще к военной украинской акции против России. Оставшиеся здесь главари украинства - Грушевский, Шухевич, Павлик [10], Окуневский и другие - ориентировались на Россию и публично высказывали свою радость по поводу наступившей перемены.

 

После войны украинцы пропагуют идею образования особого украинского государства. Нет никаких видов на то, чтобы такое государство могло возникнуть. Если бы оно каким-то чудом возникло, оно очутилось бы перед той же дилеммой, перед которой стоял Богдан Хмельницкий: под кого, братцы, волите?

 

Украинство было и до войны и остается ныне сильнее нас, русских, в смысле организационном, материальном, политическом, экономическом; но оно слабее нас и вообще слабо в смысле идеологическом, культурном, духовном, моральном. Довоенный опыт показал, что оно в некоторых условиях и при таком же соотношении сил может быть русским движением убито.

 

Но это уже особый вопрос.

Сколько же времени требуется для того, чтобы данное соотношение сил изменилось? Вот вам приблизительные сроки: украинство здесь взяло над нами верх в промежутке от 1895 до 1905 года. Наше довоенное новокурсное движение выросло и укрепилось прочно в 1900-1910 годах. После войны здесь украинство восстановлено было также в течение десятилетнего срока. И иные десятилетия из нашей галицко-русской истории могли бы быть темой особого доклада. Да и весь этот мой доклад - это только лаконические пункты-темы для отдельной обработки, а жизнь и практика подсказывают их много-премного.

 

Нынешние события взывают нас на новый подвиг укрепления русскости и борьбы с украинским сепаратизмом, к деятельному участию в новом русском движении.

Конечно, наше положение трудно, но легким оно и никогда не было, а его трудности известны и неинтересны. Лучше и практичнее иметь всегда перед своими мысленными глазами отрадные моменты и обстоятельства: ныне здесь имеется вдвое больше русского населения, чем его было в довоенной Австро-Венгрии, исчезнувшей с карты Европы. Ныне здесь, как встарь, Вильна и Львов могут друг другу подать дружную помощную руку. С каждым годом наше братское единение становится теснее и крепче.

 

Мало нас! - скажете. Конечно, сознающих национальный долг и саможертвенных тружеников маловато. Но так говорили всегда первые пионеры нового движения, а взялись за работу - и ряды их вырастали.

Нет материальных средств! Много ли их нужно? Небось, не крупных капиталов на открытие фабрик и торговых предприятий, а всего только на переписку, на выпуск летучек и брошюрок да на выезды. И соберете их из грошей, от тех, правда, хотя неимущих, но многих, кому ваше слово, ваш труд, ваши знания и молодой порыв желанны и дороги.

 

А что они ждут вас - не сомневайтесь. И что на огромном пространстве от Карпат до латвийской границы открывается вам непочатое поле культурной деятельности - вы сами убедитесь. Здесь, в Галичине, ждут от вас живого русского слова украинские села, готовые стать русскими. Ждут вас на Волыни и Холмщине сбитые с толку и "украиной", и безбожием крестьянские массы. На Полесье тысячи "тутейших". На Виленщине белорусские сепаратисты. А повсюду и особенно - жаждущая русского просвещения учащаяся молодежь, а то кое-где и та наша старшая интеллигенция, которая, ошеломленная событиями и новым положением, позабыла, как называется, хотя, впрочем, можно ее покамест оставить в покое: когда русское движение станет уже сильным, она сама тогда определится и примкнет к нему.

 

А верную победу русского духа вещает и удостоверяет нам живая, реальная картина Руси по другую сторону Карпат. Тысячу лет отторженная от русского государства, но духовно присноединая со всем русским миром, она не погибла под мадьярским игом. Двадцать лет относительной свободы ей было достаточно, чтобы выпрямиться во весь богатырский рост и засвидетельствовать перед миром свою русскость. Русский эмигрант-писатель Ремизов посетил ее в свое время, после войны, чтобы собрать ее народные сказки, и признал ее самоё чудной русской сказкой. Другой русский эмигрант-писатель, Иван Лукаш, увлекся ее былью и в своих художественных творениях воплотил ее быт и легенду. Американцы, англичане, чехи в своих повестях и романах очарованы этой маленькой, убогой горно-лесистой страной, которая в наш черствый век материализма, эгоизма и предательства геройски борется за свою величайшую духовную ценность - русскость. Ныне она жестоким Западом перерезана надвое, и на одной ее половинке пробует свить свое гнездышко та же предательская змея - мазепия. Но там есть ныне двойная единодушная Русь. Она змею задушит. Уже перекликаются ее верные часовые по обеим сторонам этой макиавеллевской границы: с той, венгерской, русские фашисты в Ужгороде - что ж, пусть будет и фашизм, раз нужен, там им виднее; а с этой, чешской, из Праги, молодые соколы - они молоды, они родились уже после войны. Уже в Густе действует Русский народный совет. Уже львовское "Дiло" бьет тревогу... Окончательно и наверно победит Русь!

 

---

 

Примечания:

Работа опубликована отдельной брошюрой во Львове, в 1939 году. Представляет собою доклад, прочитанный 12 декабря 1938 года в Секции русских студентов во Львове, на курсе "Культурно-просветительной работы". Работа напечатана в Библиотеке Русского общества молодежи под №1.

 

Бендасюк Семен Юрьевич (1877-1964) - русский публицист, галичанин. Сотрудник газеты "Прикарпатская Русь". В 1910-1912 - секретарь Общества имени Михаила Качковского. В 1913 году австро-венгерские власти инсценировали "шпионский процесс", обвиняя нескольких видных "русофилов" (Бендасюк, Колдра, Сандович, Гудима) в государственной измене. Но несмотря на все давление австрийского правительства, все обвиняемые были оправданы. Жил в России. Принял Православие в Харькове. После Первой мировой войны вернулся во Львов. Был членом Львовского Православного братства, редактором "Науки" популярного издания Общества имени Михаила Качковского и секретарем "Галицко-русской матицы". Печатался во львовской газете "Русский голос". Автор книг "Алексей Васильевич Кольцов. Русский поэт-крестьянин" (Львов, 1909), "Николай Васильевич Гоголь. Его жизнь и сочинения" (Львов, 1909), "Грамматика русского литературного языка для русских в Галичине, Буковине и Угрии" (Львов, 1909), "Граф Лев Николаевич Толстой, его жизнь и писательская деятельность" (Львов, 1911), "Общерусский первопечатник Иван Федоров и основанная им Братская Ставропигийская печатня во Львове" (Львов, 1934), "Культ А. С. Пушкина на Галицкой Руси" (Львов, 1937), "Историческое развитие украинского сепаратизма" (Львов, 1939).

 

1. Ваврик Василий Романович (1889-1970) - русский публицист, поэт, доктор права. Узник австрийского концлагеря Талергоф во время Первой мировой войны. Воевал в Добровольческой армии. Окончил Пражский университет. Сотрудник редакции газеты "Русский голос" (1920-1930-е годы). С 1929 г. - секретарь Ставропигийского института во Львове, редактор "Временника" института. После занятия советскими войсками малорусских земель в 1939 году работал в СССР. В 1939-1941 преподавал русский язык во Львовском университете, а с 1944 г. - был старшим научным сотрудником Львовского исторического музея. В 1946 был участником Львовского собора на котором русские униаты решили присоединиться к Православной Церкви. Автор книг "Трембита" (Львов, 1921), «Стихотворения» (Филадельфия, 1922), "Карпатороссы в корниловском походе и Добровольческой армии" (Львов, 1923), "Красная горка. Третий сборник стихотворений" (Львов, 1923), "Гаивки" (Львов, 1925), "Под шум Салгира" (Львов, 1924), "Яков Федорович Головацкий. Его деятельность и значение в галицко-русской словесности" (Львов, 1925), "Львовское ставропигийское братство" (Львов, 1926), "Просветитель Галицкой Руси: Иван Г. Наумович" (Львов; Прага, 1926), "Калинин сруб" (Львов, 1926), "В водовороте" (Львов, 1926), "Львовский ставропигион в освещении исследований И. И. Шараневича" (Львов, 1927), "Народная словесность и селяне-поэты" (Львов, 1927), "Черные дни Ставропигийского института" (Львов, 1928), «Селянская доля» (Львов, 1928), "Одна невеста - двух женихов" (Львов, 1928), "Як Б. Черемха умирав за правду" (Львов, 1929), "Основные черты деятельности И. И. Шараневича" (Львов, 1929), "Народная словесность и селяне-поэты" (Львов, 1929), "Справка о русском движении в Галичине с библиографией за 1929 год" (Львов, 1930), "Маша. Картина австро-мадъярского террора в 1914" (Львов, 1933), "О. Игнатий" (Львов, 1934), "Жизнь и деятельность Ивана Николаевича Далибора Вагилевича" (Львов, 1934), "Терезин и Талергоф" (Филадельфия, 1966), "Краткий очерк галицко-русской письменности" (Лувен, 1973).

 

2. Пыпин Александр Николаевич (1833-1904) - русский литературовед, историк литературы. Профессор Императорского С.-Петербургского университета в 1860-1862. Основные труды "История русской литературы" (т. 1-4, 1902-1903) и "История русской этнографии" (т. 1-4, 1890-1892).

3. Порфирьев Иван Яковлевич (1823-1890) - русский историк литературы. Профессор истории русской словесности в Казанской Духовной академии. Автор книг: "История русской словесности" (4.1-3, 1870-1891), "Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событиях" (1873), "Апокрифические сказания о новозаветных лицах и событиях" (1890).

4. Галахов Алексей Дмитриевич (1807 - после 1892) - историк русской литературы. Преподавал в Александровском и Николаевском сиротских институтах. В 1865-1882 - профессор русской словесности в С.-Петербургском историко-филологическом институте. Автор учебных книг вышедших многочисленными изданиями: "Русская хрестоматия" (1842); "Историческая хрестоматия", "Русская хрестоматия для детей", "Историческая хрестоматия нового периода русской словесности", "Учебник истории русской словесности", "История русской словесности, древней и новой" (1863-1875).

5. Незеленов Александр Ильич (1845-1896) - историк русской литературы. Профессор русской литературы в Императорском С.-Петербургском университете. Автор книг: "Николай Иванович Новиков, издатель журналов 1769-1785 гг." (1876), "Литературные направления в Екатерининскую эпоху" (1889), "А. С. Пушкин в его поэзии; первый и второй период жизни и деятельности" (1882), "И. С. Тургенев в его произведениях" (1885), "А. Н. Островский в его произведениях. Первый период деятельности" (1888), "История русской словесности для среднеучебных заведений" (1893).

6. Петрушевич Антоний (1821-1913) - униатский священник, каноник во Львове, историк. Писал на жаргоне, на смеси польского, русского, малорусского и церковно-славянского языков. Автор книг "Слово о полку Игореве" (1886), "Сводна галицко-русская летопись", "История Почаевского монастыря и его типографии", "Краткое известие о Холмской епархии со времен введения христианства" (1886).

7. Дудыкевич Владимир Фефилович (?-1922) - галицко-русский общественный деятель. Лидер русофильской или старорусской партии. Умер в Ташкенте.

8. Мальчевский Антоний (1793-1826) - польский поэт. Учился в Кременецкой гимназии. Автор поэмы "Мария. Украинская повесть" (1825).

9. Масарик Томаш (1850-1937) - философ. Президент Чехословакии в 1918-1935.
10. Бенеш Эдуард (1884-1948) - чехословацкий государственный деятель. В 1918-1935 министр иностранных дел, в 1921-1922 премьер-министр. В 1935-1938, 1946-1948 президент Чехословакии.

11. Павлик Михаил Иванович (1853-1915) - малорусский писатель украинофильского направления. Учился, но не окончил Львовский университет. Занимался революционной деятельностью в Австро-Венгрии. Вместе с Иваном Франко издавали журналы "Товарищ", "Громадський друг", "Народ", газету "Хлебороб".

 

Бендасюк С. Ю. (Доклад, прочитанный 12 декабря 1938 г. в Секции русских студентов во Львове, на курсе "Культурно-просветительной работы")

Публикацию материала подготовил А. Иванов